Святитель Лука Войно-Ясенецкий

Не для того нужна была жертва, чтобы умилостивился Бог, а страшная жертва принесена Христом потому, что Бог умилосердился, смилостивился над нами.

Прииди, блаженный Петр апостол, и прибавь твое святое слово к тому, что слышали мы только что от великого апостола Иоанна. - Пришел и он, и слышим мы святое слово его: «Не тленным серебром или золотом искуплены вы от суетной жизни, преданной вам от отцов, но драгоценной Кровию Христа, как непорочного и чистого Агнца» (1 Петра 1, 18-19).

Ты объяснил нам, святой Петр, от чего именно искуплены мы Кровию Христовой – от суетной жизни, которую унаследовали мы от отцов наших, от жизни в суете мирской, жизни душевной, а не духовной, в забвении величайших задач жизни нашей.

Дерзнем же теперь обратиться к Самому Господу Иисусу Христу и услышим от Него непостижимые для мира и сокровенные слова: «Я – хлеб живый, сшедший с небес; ядущий хлеб сей будет жить вовек; хлеб же, который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира… Истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу его в последний день. Ибо Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем» (Ин. 6, 51, 53-56).

Вот глубочайшее и святейшее значение жертвы Христовой: Он отдал плоть Свою на умерщвление и пролил Кровь Свою для того, чтобы в великом таинстве причащения мы ели Плоть Его и пили Кровь Его; чтобы молекулы Его Тела стали молекулами плоти нашей и Кровь Его святая, вместе с нашей кровью, текла в жилах наших; чтобы таким образом стали мы причастны к Богочеловечеству и воскресил Он нас в последний день, как чад своих.

Чем же мы, убогие, воздадим Ему за безмерную любовь Его и страшную жертву Его – чем? Он Сам ответил нам на этот вопрос: «Если любите Меня, заповеди Мои соблюдите». Изольем же любовь свою и слезы свои на мертвое тело Его, лежащее пред нами на Святой Плащанице, и все силы души своей направим, прежде всего и больше всего, на соблюдение заповедей Его.

Митрополит Антоний Сурожский

Как трудно связать то, что совершается теперь, и то, что было когда-то: эту славу выноса Плащаницы и тот ужас, человеческий ужас, охвативший всю тварь: погребение Христа в ту единственную, великую неповторимую Пятницу.

Сейчас смерть Христова говорит нам о Воскресении, сейчас мы стоим с возожженными пасхальными свечами, сейчас самый Крест сияет победой и озаряет нас надеждой — но тогда было не так. Тогда на жестком, грубом деревянном кресте, после многочасового страдания, умер плотью воплотившийся Сын Божий, умер плотью Сын Девы, Кого Она любила как никого на свете — Сына Благовещения, Сына, Который был пришедший Спаситель мира.

Тогда, с того креста, ученики Распятого, которые до того были тайными, а теперь, перед лицом случившегося, открылись без страха, Иосиф и Никодим сняли тело. Было слишком поздно для похорон: тело отнесли в ближнюю пещеру в Гефсиманском саду, положили на плиту, как полагалось тогда, обвив плащаницей, закрыв лицо платом, и вход в пещеру заградили камнем — и это было как будто все.

Но вокруг этой смерти было тьмы и ужаса больше, чем мы себе можем представить. Поколебалась земля, померкло солнце, потряслось все творение от смерти Создателя. А для учеников, для женщин, которые не побоялись стоять поодаль во время распятия и умирания Спасителя, для Богородицы этот день был мрачней и страшней самой смерти.

Когда мы сейчас думаем о Великой Пятнице, мы знаем, что грядет Суббота, когда Бог почил от трудов Своих, — Суббота победы! И мы знаем, что в светозарную ночь от Субботы на Воскресный день мы будем петь Воскресение Христово и ликовать об окончательной Его победе. Но тогда пятница была последним днем. За этим днем не видно ничего, следующий день должен был быть таким, каким был предыдущий, и поэтому тьма и мрак и ужас этой Пятницы никогда никем не будут изведаны, никогда никем не будут постигнуты такими, какими они были для Девы Богородицы и для учеников Христовых.

Мы сейчас молитвенно будем слушать Плач Пресвятой Богородицы, плач Матери над телом жестокой смертью погибшего Сына. Станем слушать его. Тысячи, тысячи матерей могут узнать этот плач — и, я думаю, Ее плач страшнее всякого плача, потому что с Воскресения Христова мы знаем, что грядет победа всеобщего Воскресения, что ни един мертвый во гробе. А тогда Она хоронила не только Сына Своего, но всякую надежду на победу Божию, всякую надежду на вечную жизнь. Начиналось дление бесконечных дней, которые никогда уже больше, как тогда казалось, не могут ожить.

Вот перед чем мы стоим в образе Божией Матери, в образе учеников Христовых. Вот что значит смерть Христова. В остающееся короткое время вникнем душой в эту смерть, потому что весь этот ужас зиждется на одном: НА ГРЕХЕ, и каждый из нас, согрешающих, ответственен за эту страшную Великую Пятницу; каждый ответственен и ответит; она случилась только потому, что человек потерял любовь, оторвался от Бога. И каждый из нас, согрешающий против закона любви, ответственен за этот ужас смерти Богочеловека, сиротства Богородицы, за ужас учеников.

Поэтому, прикладываясь к священной Плащанице, будем это делать с трепетом. Он умер для тебя одного: пусть каждый это понимает! — и будем слушать этот Плач, плач всея земли, плач надежды надорванной, и благодарить Бога за спасение, которое нам дается так легко и мимо которого мы так безразлично проходим, тогда как оно далось такой страшной ценой и Спасителю-Богу, и Матери Божией, и ученикам.